Товарищ Будда. "Русский репортер" побывал в Бурятии

Разместил: Ф.П.Томич

Буддизм в России похож на того мистического суслика из анекдота: его нет, но он есть. Буддисты предельно открыты, но о них мало что известно. Их изучает целая армия исследователей, но большинство в результате сами становятся буддистами — а значит, перестают быть исследователями. Одни говорят о новом ренессансе буддизма, другие — о его окончательном закате. Одни уверены, что буддизм — это для калмыков, бурят и Гребенщикова, другие приводят данные о том, что число учеников Будды множится исключительно за счет русских. Область исследования буддизма похожа на лабиринт, из которого не возвращаются. Но корреспондент «РР» все-таки решил рискнуть.

Ближе к вершине Лысой горы поднимается ветер. Ледяной, жгучий. Внизу лежит Улан-Удэ. Поворот, и я наконец вижу цель — ослепительно яркий на белом снегу, раскрашенный всеми цветами радуги трехэтажный приземистый храм. На шестах развеваются разно­цветные флажки, ветер рвет тряпочки на ветках сосен. ­Синие драконы с красными пастями вздыбливаются у крыльца. Я что-то слышу. Звук сочится сквозь свист ­ветра и стремится обрести форму. Это человеческие голоса несутся из громкоговорителя. Низкие, горловые, переливающие «а-о-э» и тысячи невероятных гортанных призвуков — они тянут бесконечную монотонную мелодию. Голоса мешаются с барабанами, колокольчиками, ударами литавр. Даже сейчас этот звук у меня в ушах, он мешает мне писать этот текст.

Провалившиеся в буддизм

«Волга-матушка — буддийская река» — в 80-е эта фраза из песни Гребенщикова звучала веселым парадоксом. ­Сегодня она все больше походит на обыкновенную констатацию факта. Почти в каждом большом городе Европейской России найдется буддийский центр. Всего их около двухсот. Есть еще и традиционные территории: ­Бурятия, Калмыкия, Тува. Там с начала 90-х идет массовое строительство храмов. Сейчас их около ста. Двадцать лет назад было три. Так что, Россия — буддийская страна?

— Вот живут себе люди в Питере, Москве, Нижнем Новгороде, — рассказывает известный этнограф-востоковед ­Наталия Жуковская, — никаких буддистов вокруг нету, образование обычное, инженерное, допустим. И вот что-то случается — как кирпич на голову. Люди бросают все — насиженную жизнь, иногда даже семьи — и катят куда-нибудь в Бурятию.

— Уже 77, — поправляет меня Елена Леонтьева, кандидат исторических наук и практикующий буддист, одна из «странствующих учителей» Алмазного пути. — Я вчера была в Набережных Челнах. После лекции к нам подошли три человека и сказали, что хотят образовать общину.

— Зачем люди к вам приходят?

— Они хотят совершенствовать свой ум. Это вечный запрос. У всех, всегда.

— Ваши адепты чем-то отличаются от обычных людей? Своих узнаете?

— Узнаю, — улыбается милая Елена. — Ну, они такие… среднего роста, некрупные, улыбаются…

Некрупные улыбающиеся кагьюповцы ­по­явились в Москве в начале 90-х. Все тогда искали новые ценности. Куда идти, знали: разумеется, на Восток — Индия, Китай. Туда шли битлы и хиппи 60-х. Туда же ушел Гребенщиков. С направлением, однако, получилась странная штука. Шли на Восток, а пришли все равно на Запад.

Оле Нидал, основатель сотен буддийских центров по всему миру, по национальности датчанин. В молодости был хиппи, баловался травкой, потом, путешествуя по Непалу, познакомился с буддийским учением, прошел школу и стал ламой. Так его теперь и ­зовут — лама Оле. В России он с начала 90-х. Исповедует Кагью, или Алмазный путь.

Под крылом Оле оказались потомки тех, кто курил травку на рок-фестивале в Вудстоке. Цель — быстро и качественно познать смысл бытия, преодолев его невыносимость. «Ученые делают простые вещи сложными, а я ­делаю сложные вещи простыми», — говорит Оле. И никого не обманывает. Харизма Оле отменяет вопрос о действенности его учения. Он — идеальный посредник между Европой и Азией, между внешним эффектом и внутренним содержанием. Его способ жить кружит головы, а буддизм это или нет, неважно.

— Я понял, что хочу быть, как он, — объясняет свою тягу к буддизму адепт Кагью, парень в элегантно растянутой майке. — Честно. Его же прет невероятно. Он работает в таком режиме, который ни тебе, ни мне не снился даже. И потребовалось восемь лет мозгое…лова разного, чтобы сказать себе: все, ты потерял достаточно времени. Теперь надо просто сделать. Как можешь. Как умеешь.

Буддизм Оле потрясающе эффективен. Его адепты достигают невозмутимого счастья уже за несколько недель практики. Это счастье, как старый дом после евроремонта, не имеет национальности — безлико, лапидарно и сухо. Еще одно следствие глобализации. Еще один пропуск в большой европейский мир.

— Знаете, я у Пелевина это прочитал, — говорит Андрей Терентьев. — Почему буддизм так распространился у нас? Потому что любой клерк, сходив на пару занятий по медитации, считает себя вправе смотреть на весь остальной мир как на сборище кривляющихся клоунов.

Но в России есть и совершенно другой буддизм.

Самосовершенствование у буддистов специфическое. Высшая цель — бодхичитта, то есть искреннее соучастие в людских заботах, сострадание, готовность помочь. А помочь для буддиста — значит научить. За две с половиной ­тысячи лет буддизм выработал 84 тысячи практических ­путей достижения нирваны, то есть свободы от всех видов омрачений. Его всегда интересовали только две вещи: как сделать живых существ счастливыми, а мир лучше. Для этого даже бог не нужен. Твое счастье — ты его и создаешь. Твой мир — ты его и делаешь. Когда Будду спросили, есть ли бог, он сказал: «Есть». Это было утром. Днем на тот же вопрос Будда ответил: «Нет», а вечером промолчал.

Гениальная простота буддизма предлагает жить «здесь и сейчас» и отвечать за содеянное. Более того, буддисты уверены, что все религии мира учат примерно тому же. К числу бодхисатв можно отнести и Христа, и Эйнштейна, и Толстого, и даже Винни-Пуха. Просто потому, что они добры и научили мир хорошим вещам. Кстати, никакой идеи миссионерства у буддистов отродясь не было. Они никого за собой не зовут. Работает личная передача «ученик — учитель». Хочешь учиться — учись. Не хочешь — дай тебе твой бог здоровья.

Пока другие религии создавали иерархии, вели войны за правую веру и обрастали догматикой, буддизм кропотливо разрабатывал способы излечения ума и тела от всех видов страданий. И немало в том преуспел. Получившийся результат впечатляет. Буддизм ­категорически не стремится к мировому ­господству, доброжелателен по отношению к любым убеждениям, бескорыстен, практичен, антидогматичен, антитоталитарен, не признает никакого патернализма, кроме доверия и дружбы, и честно берет на себя ­ответственность за страдания человечества.

Ну и как, спрашивается, простому русскому человеку не провалиться в буддизм? Это отличная возможность разрушить родовую печать тоталитаризма, поменять точку сборки и взглянуть на вещи с принципиально другой позиции. Отличная альтернатива ­национальной гордости великоросса. Ее идеальный Другой. Стоит нам только заподозрить существование иной системы координат, иного способа жить, как мы тут же оказываемся в двух шагах от буддизма.

— У меня отец пил, братья пьют, — говорит Федор, предприниматель из Северобайкальска. — Они и в церковь вроде ходят, и в бога вроде верят. Но… Я все искал какой-то другой способ жить. Думал — безнадега, ничего ­такого нет. А потом случайно с сыном пошел на одну встречу. Там учитель был — буддист. Я таких людей никогда не видел даже. Говорить-то всякое можно. А он что говорил, то и делал. Был другим — понимаете? Добрым, что ли, простым. Ну, я пошел за ним. Вот уже 15 лет иду.

Проблема лишь в том, что в поисках иной точки сборки русские по большей части получили буддизм не из рук его исконных носителей, а из рук европейских учителей. Последние работают исключительно с одной отдельно взятой личностью, адаптируя ее к реальности глобализированного мира. Получается здорово, демократично. Вот только существование такой наднациональной реальности — чистая иллюзия. В каждой стране буддизм свой, местный, именно такой, какой здесь нужнее.

Будда внутри нас

В Иволгинском дацане готовятся к Сагаалгану — главному празднику года. Торжества начнутся завтра. Пока здесь тишина. Стынут под ветром молитвенные барабаны, величественно громоздятся священные ступы. Между ярко сияющими храмами и русскими избами высится нелепое серое блочное здание. Это гордость Иволги — буддийский университет. Сейчас здесь тихо. У студентов-хува­­раков каникулы, все разъехались по домам. Остались только те, кому ехать далеко или ­неохота. То есть русские.

— Что такое настоящее самосовершенствование? — спрашиваю я у Виталия, хуварака четвертого курса. Мы сидим в жарко натопленной избе, пьем чай с моченой облепихой и разговариваем. Кроме Виталия за столом еще двое — Антон и Вячеслав.

— Это когда человек не притворяется, — ­задумчиво говорит Виталий. — Большинство людей ведь просто создают впечатление. А как по-настоящему? Я даже не знаю, как это определить. Это же все внутри…

Виталий из-под Самары. Родители — обычные рабочие люди. Никакого буддизма ни в семье, ни вокруг. В школе учился хорошо, но без радости — надо так надо. Однажды вычитал что-то о буддизме и влюбился. После школы закончил техникум, чтобы родителей успокоить, получил диплом, заработал денег, приехал сюда. Вот и вся история.

Антон тоже русский, из Тулы. Учился в Дубне на физика-атомщика. Хотел разобраться, как устроен мир, но после второго курса сбежал в Иволгу. Материализм замучил. Что можно понять в устройстве мира, если не исследовать человеческое сознание?

— По-тибетски буддист — это «санчжей нанва», Будда внутри, — объясняет Антон. — Все в этом мире есть проявление сознания. ­Насколько ты познал эту реальность — то для тебя и буддизм. Он как зеркало: кто ты есть, то ты в нем и увидишь.

Русских хувараков в Иволге примерно один на десять бурят. Но приезжают многие. И уезжают. Слишком медленный, слишком долгий путь. Начинается обучение с тибетского алфавита. Потом несколько лет чойры — школы философского диспута. Никакого радужного счастья. Только бесконечные упражнения в логике. Жесткой аскезы здесь нет, но из 50 человек, поступивших на первый курс, до четвертого дошли только 19. Это нормально.

— Говорят, буддизм — это религия будущего?

— Не думаю, — качает головой Виталий. — Он придет в упадок. Он и сейчас в упадке. Как наш учитель говорит, буддизм умрет, как лев, которого съедают черви. Останутся только храмы и ритуалы…

— А то, что сейчас в Питере и Москве, — это мода. Просто все другие идеологии проиграли, — подхватывает Антон. — Буддизм в России будет распространяться за счет книг, ­дацанов, европейцев. Но будут ли его носители развиты внутри — это другой вопрос. Легко сказать, что все пустотно. Но насколько это понимание тебя меняет?

— Во всех городах сейчас дхармо-центры есть, — строго качает головой Вячеслав. — Говорят, что через два дня вы достигнете просветления. Ну что это такое? Нельзя так.

Вячеслав в этой компании единственный бурят. Из ­религиозной семьи. Буддизм вокруг него с детства.

— Я помню, однажды мы с другом, когда были маленькие, собрались поймать маленькую птичку, — рассказывает Вячеслав, — и вдруг бабушка как начала на нас ­ругаться: «Вы что делаете?! Это же живое существо! Оно из-за вас попадет в нижние миры». Мы сразу: «Не будем, не будем». Это и есть буддизм.

Будда везде

— Ну, как вам наши хувараки? О пустоте говорили? — смеется пандито хамбо-лама Дамба Аюшеев. — Вот закончат учиться, только простые вещи будут говорить.

Пандито хамбо-лама по-тибетски означает «большой учитель». Так традиционно называют главу буддийской общины России. Дамба Аюшеев занял этот пост в 1995 году. Высокий, крупнотелый и статный бурят со стремительной походкой и ухваткой правильного деревенского мужика. Про него рассказывают разное: неинтеллектуал, яростный патриот, может и наорать. Не наорал. Наоборот, обрадовался. Похоже, ему очень важно, чтобы там, в Москве, все ­наконец поняли, что-то главное о буддизме.

— Самое главное — чтобы сохранилось у нас село, — ­серьезнеет Аюшеев. — Почему? Рассуждаем логически: все мои дацаны где? В селах. Если я потеряю эти села и все буряты переедут в Улан-Удэ и в Москву, тогда я проиграл, тогда буддизм проиграет. Если я буду, например, заниматься пропагандой — ну, скажем, на каждой улице поставлю статую Будды, всех своих лам брошу в города нашу интеллигенцию развлекать… Есть такой путь, конечно. Вон у нас тибетцы читают лекции, дают посвящения — они считают, что это у них буддизм. Ну, они что? Они — иностранцы: заберут свое богатство и куда-нибудь уедут — им какая разница. А мне надо здесь жить. Я кровно заинтересован, чтобы народ в селе жил богаче, чем в городе.

— Сохранить деревню, сохранить уклад… Тут же весь мир проигрывает.

Источник: Улан-Удэнский городской портал

Культура, 13.10.2012 20:12:49
Прочтений: 491 Комментариев: 0 Оценка: 0